Якуня и Матюша

     Ехал казак Якуня по дороге, песню напевал. Ехал свою судьбу на этом свете определять.

Степь. Раздолье. На душе птицы поют. Видит: на перекрестке дуб стоит, над дубом мужик. Здоровенный такой. Из веревки петлю вяжет. Плачет. Рыдает. Толстую веревку, как паутинку, рвет. Подъехал Якуня ближе, с седла перевесился.
— Здорово, — говорит, — были. Иль в чем подмогнуть?
— Да вот, — отвечает мужик, — петлю не могу Навязать, веревка, видать, гнилая попалась.
— Этому горю подсобить можно, — говорит Якуня. — Тока я должон тебе сообщить: не веревка у тебя старая, а ручищи твои силы непомерной.

Взял веревку у мужика, завязал петлю.
— Ну что ж, — говорит, — никак, к звездам поближе собрался?
— Да, — отвечает мужик, — собрался. Собрался из этой жизни уйти, потому как не везет мне в ней совсем.
— Тю, — говорит Якуня. — А мне везет так, что от этого везенья в бега вдарился. Надоело. Неинтересно совсем. Скучно.

У мужика аж глаза на лоб. Первый раз в жизни человека видит, везучего во всем.
— Возьми, — говорит, — меня с собой. Что тебе, одному, поди, скучно.
— Мне, — говорит Якуня, — нескучно. А вот тебе невесело. Поедем, за товарища будешь.

И коня с места тронул. Конь враз так и пал. Поднялся Якуня с земли, посмотрел на издыхающего коня и говорит:
— Тебя как звать-то, величать?

Мужик отвечает:
— Матюша.

А сам глаза отводит.
— Говорил я тебе, невезучий я. И за веревку опять схватился.
— Ну ничего, — говорит Якуня, — друг ты мой, разлюбезный Матюша. Посмотрим, чья сила сильнее. Дюже мне это интересно узнать.

Стали они на распутье. Куда идти?
— Пойдем, — говорит Якуня, — направо. У меня душа туда тянет. И ноги сами идут.

Матюша спорить не стал. Пошли они. Идут-идут. Дорога в лес завела. Ничего, идут по лесу. А дорога уже тропочкой вьется. Якуня вперед идет. Матюша сзади и бухтит себе под нос:
— Ох, накликал я на тебя беду.

А Якуня ему в ответ:
— Ничего, все равно моя возьмет.

Вышли они на опушку. На опушке дом стоит. Не дом, а хоромы, резной весь, ну чисто дворец. А перед домом забор. Высоченный. Доска к доске пригнана.
— Я говорил тебе, мой друг Матюша, что я — человек везучий.

Ходили-ходили вокруг забора. Калитки нет.
— Может, — говорит Матюша, — пошли отседа подобру-поздорову. Здесь дело нечисто.
— Нет, — говорит Якуня, — не в моей привычке отступать.

Вынул шашечку, секанул по забору. Только щепочка отлетела. Секанул второй раз — еще щепочка.

А забор, как каменный, как стоял, так и стоит.
— Погоди, — говорит Матюша.

И плечом навалился. Покраснел от натуги. Силища немалая. Хоть бы одна доска треклятая с места сдвинулась. Невезучий, словом, Матюша.
— Погодь, — говорит Якуня, — тут дурью не возьмешь, это дело обмозговать надо.

Вынул он кисет, свернул цигарку, запалил и плечом в задумчивости к доске самой узкой с сучком неотесанным притулился. Забор на две части и разошелся.

Друзья-товарищи — что тут думать! — бегом в дом. Якуня радуется — со мной не пропадешь! А Матюша хмурится, в себе еще не уверенный.

В дом зашли — ни души. Все красиво убрато. Зашли они в залу — стол, скатерочка на нем и больше ничего.
— Эх, — говорит Матюша, — хоть бы хлебушка кусочек да воды глоточек.

Глядь — на столе хлеба кусок да ковш воды стоит.

Якуня сообразил, что скатерочка непростая, и говорит:
— Это тебе хлеба кусочек да воды глоточек, а мне баранью ногу с чесноком, да блинцы с каймаком, да бражки-кислушки кадушку.

В один миг и Якунино желание исполнилось.

Поели они, попили. Хорошая скатерочка угощала на славу.

Дело к вечеру. Куда идти? Решили ночь переночевать. А там видно будет. Може, хозяева объявятся.

Говорит Якуня:
— Дело такое, куда повернется, не знаем. Давай попеременки спать. Ты ложись, я покеда покараулю.

Завалился Матюша на пышные перины и тотчас захрапел. Притомился, видно, за день. Якуня ходил-ходил вокруг да около. Глаза слипаются. Да товарища совестно будить, до первых петухов еще далеко.

Прикорнул около кровати и не заметил, как его в сон склонило.

А на рассвете прилетело в дом чудище поганое Мисюрь на кошме-самолетке. Повел носом — русским духом пахнет. Подошел к кровати. А там Матюша сладко посапывает. Разъярился тут чудище, стал Матюшу душить, стал его давить, аж кости у Матюши затрещали.

Не разобрал Матюша спросонку, думал, что с ним кто-то балует, махнул рукой. Чудище с кровати кубарем слетел, и дух из него вон. Проснулся тут Якуня, вскочил, шашкой размахивает.

Видит: чудище лежит. Синий, как пуп. Смрадные пузыри пускает. Приосанился Якуня, шашечку в ножны вложил. Подошел к кровати. А на кровати Матюша лежит, носом трели выделывает. Стал будить его Якуня. Еле-еле растолкал. На чудище показывает.

Матюша аж затрясся весь, до чего напугался.
— Давай, — говорит, — мой друг Якуня, отсюда деру! А что, если этот чудище не один? У него еще братья имеются.

Якуня с ним не соглашается.
— Этот дом теперича наш. И бояться нечего. Я, — говорит, — везучий. Моя сила над твоей верховодит.

Вдруг слышат: кто-то плачет, то ли стонет под полом.
— Во, — говорит Матюша, — говорил я тебе, не доведет нас до добра твое везение.
— Ничего, — говорит Якуня, — семь бед — один ответ.

Шашечку острую вытащил.
— Открывай, — кричит, — люк, счас и этого определим.

Потянул Матюша за кольцо, крышку откинул.
— Выходи, — кричит Якуня, — кто там? И...

Выходит оттуда девушка. Красоты неописанной.

Как увидела Якуню с шашечкой, так и сомлела. На пол повалилася. Якуня мешкать не стал. Понял, что судьба его определилась. Шашечку востру в ножны. Девицу на руки. И Матюше говорит:
— Прощай мой друг Матюша. Любил я тебя. А теперича так жизнь повертается, что пора нам расставаться.

Сел на кошму-самолетку.
— Прости, — говорит, — и прощай. Заждались меня в станице. Оставляю тебе скатерть-самобранку да дом в придачу.

С этими словами и улетел. Только его и видели.

Стоит Матюша. Глазами моргает. Ничего в толк не возьмет. Слова сказать не может, до того обидно.
— Эх, невезучий я человек, нет мне места на этом свете.

Вдруг слышит: зовет его кто-то. Поворачивается. Из подпола еще девица выходит, краше прежней.
— Помоги, — говорит, — мне выбраться, суженый мой, я тебя всю жизнь ждала.

А Матюша стоит столбом, ни жив, ни мертв. Счастью своему поверить не может. Это, думает, снится, такое в жизни не бывает. А девица тем временем подходит, в пояс кланяется.
— Иль не люба я тебе, Матюша, тогда сестрой буду названной.
— Люба, — говорит Матюша, — ой, до чего люба. Будь мне супружницей верной.

Взяли они скатерть-самобранку и из того дома поганого ушли.

Свадебку сыграли. И жили счастливо до глубокой старости. И Якуня со своей супругой тоже хорошую жизнь прожили.