Расплата роскошной жизнью

     Компания российских подданных, состоявшая из его светлости графа Игоря Талинского и супругов Швенске, шокировала своим поведением многих добропорядочных швейцарцев и туристов, посещавших знаменитые горные курорты. Они приехали в 1911 году и остановились в скромном женевском пансионе, но вскоре перебрались в роскошный отель и зажили как русские князья старых времён, которых ещё помнили в Европе. Они ворочали сотнями тысяч франков, без всякого труда получая кредиты у самых богатых банкиров Цюриха, Берна, Лондона и Парижа.

   Швенске и Талинский закатывали роскошные пиры, частенько переходившие в настоящие оргии. До войны они совершали длительные вояжи по всей Европе, но непременно возвращались в Швейцарию, а когда в 1914-м загремели пушки мировой войны, осели там накрепко. Швейцарские власти, наблюдавшие за фортелями Талинского и Швенске, не трогали их, полагая, вероятно, что банкирам лучше знать, кому давать свои деньги. Но всё же в 1916 году некоторые кредиторы подали их векселя к взысканию и всех троих взяли под арест. Однако в кутузке их продержали недолго — Талинский погасил задолженность, и странная компания снова оказалась на воле, пользуясь ещё большими кредитами от разных банков.

   Такая жизнь продолжалась ни много ни мало — целых 12 лет, в течение которых они только занимали деньги и тратили их с невероятной беспечностью. Гром грянул в 1923-м, когда часть кредиторов, получив отказ немедленно удовлетворить их требование, подала в суд кантона Базель иск на графа Талинского, а оттуда дело поступило в бернский суд, который выписал ордера на арест. Но приятелей кто-то успел предупредить, и они ударились в бега. Игорь Талинский сбежал то ли в Италию, то ли в Болгарию, а вот супругов Швенске швейцарские пограничники арестовали при попытке пересечь итальянскую границу. Их доставили в Берн, где они предстали перед судом, который вскрыл историю — невероятную по наглости и масштабу мошенничества.

   Подсудимые Швенске валили всё на графа — дескать, это Талинский их вовлёк. Секрет той лёгкости, с которой он получал кредиты у самых осторожных банкиров, заключался в казавшемся невероятно солидным обеспечении, под которое он брал деньги. Заведя разговор о кредите, Талинский предъявлял долговое обязательство японского правительства на сумму… в 138 млн йен. В пересчёте по тогдашнему курсу это составляло около 46 млн швейцарских франков! Столь эффектный документ был заверен подписью начальника японского генштаба маршала Ямагути Аритомо (1838–1922) и личной печатью микадо.

   Устоять перед скромным обаянием контракта, заверенного столь высокопоставленными особами далёкой и загадочной страны, какой в то время была Япония, оказывалось решительно невозможно. О происхождении этого долга и необходимости кредита в данный момент Талинский говорил с предельной откровенностью, так нравившейся банкирам, людям абсолютно не склонным к сентиментальности: граф с милой простотой признавался в том, что за эти деньги продал родину.

   Согласно излагаемой им версии, сам он, граф Игорь Талинский, и двое его приятелей — Александр Фёдоров и Владимир Ворский — служили в штабе русской дальневосточной армии. Накануне войны с Японией они по собственной инициативе вступили в контакт с агентами русского отдела японского генерального штаба. С японской стороны операцию курировал лично маршал Ямагути, который и дал русским агентам гарантии выплаты 150 млн рублей, или 138 млн йен, в обмен на важнейшие документы и сведения об обороне Порт-Артура и Владивостока. Талинский и Ворский сумели добыть схемы минных постановок вокруг военно-морской базы Порт-Артура и через Фёдорова, находившегося в прямом контакте с японскими агентами, передали их Ямагути. Это позволило спланировать и провести ставшую знаменитой своим коварством атаку японских миноносцев на суда русской эскадры, стоявших на рейде в порт-артурской гавани. Потом в тех местах, где на картах русских минных полей значились проходы, японцы, дождавшись выхода в море русской эскадры, провели скрытные постановки, и флагман тихоокеанской эскадры, броненосец «Петропавловск», подорвался, наскочив на минную банку. Тогда погиб один из лучших русских флотоводцев, вице-адмирал Степан Осипович Макаров (1848–1904), а с ним многие офицеры штаба эскадры. Результатом этого была полная потеря инициативы русским флотом на морском театре военных действий, вызов второй эскадры с Балтики, которую после долгого изматывающего перехода японцы встретили вблизи своих баз и разгромили наголову.

   Через Фёдорова ушли к японцам планы сухопутных укреплений крепости Порт-Артур, позволившие в конце концов принудить её гарнизон к сдаче. Так же в руки противника накануне сражения под Мукденом попали сведения о численности, вооружениях и дислокации частей русской армии. Главным виновником в сдаче Порт-Артура был объявлен генерал Анатолий Михайлович Стессель (1848–1915), за поражения русской армии в Маньчжурии корили генералов Алексея Николаевича Куропаткина (1848–1925) и Михаила Васильевича Алексеева (1857–1918), гнев и возмущение обрушились и на самого царя… Но никто не заподозрил в предательстве трёх штабных офицеров. Они спокойно дослужили до конца войны и, выдержав небольшую паузу, порознь, один за другим, вышли в отставку.

   Деньги своим шпионам Ямагути обещал заплатить в случае победы Японии, и ставшие уже штатскими людьми Фёдоров и Ворский выехали на острова, чтобы получить там «честно заработанное». Им выдали оригинал договора с Ямагути и три векселя на 46 млн йен каждый, подлежавших к оплате не ранее 22 марта 1915 года. Всё прошло вроде бы очень гладко, но когда они покинули дом, в котором проходили их тайные переговоры, и поспешили в порт, намереваясь сесть на первый же корабль, чтобы покинуть Японию, на них напали несколько человек. Документы были у Фёдорова, и, когда первыми же выстрелами нападавшие уложили Ворского, он, открыв ответный огонь, сумел сбежать, унося с собой бумаги. Ему удалось выбраться из страны — ведь официально он не был объявлен в розыск; а кем были нападавшие, так и осталось неизвестно.

   Добравшись до России, Фёдоров встретился с Талинским в Одессе, передал графу английский перевод договора с Ямагути и вексель на 46 млн йен — эти бумаги были депонированы в лозаннском национальном банке, и под такую гарантию женевские банкиры согласились выплатить Талинскому всю сумму денег. Правда, они поставили условие — предъявить подлинник договора на японском, находившийся в Одессе у Фёдорова. Сложность заключалась в том, что в договоре упоминались три лица, но имена их названы не были, а вексель был безымянным, на предъявителя. По стечению каких-то там таинственных обстоятельств граф Талинский предоставить подлинник не смог, а потом Фёдоров умер в Одессе, да и началась мировая война. Всё это принудило Талинского и его клиентов Швенске жить в долг, но деньги они получали легко: его сиятельство рассказывал историю своего предательства банкирам, предъявлял бумаги, говорил, что ему нужно только перебиться до той поры, пока он не получит с японского правительства деньги напрямую, и просил одолжить ему под процент. Деньги ему отпускали, а проценты по кредитам он гасил, занимая в долг у другого банка, а тому частично покрывал задолженность, беря под то же обязательство японцев ссуду в третьем банке, благо уж чего-чего, а банков в Европе всегда хватало. Так и жили, делая долги, которые погашали за счёт других займов. По словам мадам Швенске, «остался не покрытым сущий пустяк — какие-то 500 тысяч франков».

   Супруги рассказали, что в 1920-м, когда наконец-то закончилась война по всей Европе и давно подошел срок платежа, Талинский отправился в японское посольство в Швейцарии и предъявил свои претензии. Ему отказали в выдаче денег. Тогда он поехал в Париж и ещё несколько европейских столиц, и везде японские дипломаты отказывались принимать обязательства премьера Ямагути и даже не желали сообщать о претензиях Талинского в Токио, что страшно возмущало экс-шпиона.

   Дальнейшее расследование показало, что помимо афер с кредитами европейских финансистов, Талинский в Лондоне основал акционерную компанию, привлекая вкладчиков грядущим кушем: в случае удачи японские миллионы предполагалось поместить в выгодные проекты, которые принесли бы всем держателям акций компании Талинского хорошие доходы. А пока на вырученные от продажи акций деньги он финансировал свою деловую деятельность, пытаясь добиться от японцев выплат. Акционерам было сообщено обнадеживающее известие: якобы на Вашингтонской конференции американская делегация оказала давление на японскую, принудив ту дать гарантию полного расчёта с русским шпионом. И представьте себе, в это верили! Но сыны страны Восходящего солнца, в отличие от швейцарских банкиров, со своими деньгами расставаться не спешили, всю компанию стали преследовать кредиторы, которые упекли-таки часть шайки в тюрьму.

   Откуда Талинский раздобыл оттиск подлинной печати микадо, никто так и не выяснил, а вот тайна автографа умершего в 1922 году князя Ямагути открылась при опросе свидетелей.

    В качестве такового на суд был вызван бывший импресарио Сары Бернар (Sarah Bernhardt, 1844–1923) мсье Шурманн. Он рассказал, как когда-то, ещё за несколько лет до войны, к нему в Париж приехал мсье Швенске и предложил войти в выгодное дельце с японскими миллионами. Он просил мсье Шурманна съездить в Россию, в Одессу, где обосновался после Русско-японской войны Фёдоров, и забрать у него все бумаги по японскому делу, которые тот хранил. Шурманн отказался принять участие в этой авантюре и попросил мсье Швенске покинуть его. После того как Швенске отбыл, импресарио не сразу заметил пропажу одного из предметов коллекции, украшавшей стену его парижского бюро. Шурманн коллекционировал поднесённые Саре Бернар фотопортреты коронованных особ, видных политиков и финансистов с их собственноручными подписями под словами восхищения талантом великой актрисы. Среди прочих карточек на стене красовался и портрет японского князя Ямагути с его автографом — именно он и исчез. Тогда импресарио удивился, и только. Суд распорядился об экспертизе, которая установила, что подлинная подпись Ямагути была перенесена на отдельный лист, а потом на нём написали текст. Суд предположил, что подпись скопировали с пропавшего портрета князя, похищенного из бюро Шурманна.

   Несмотря на колоссальный размах аферы, её участники довольно легко отделались: находившегося в бегах Талинского суд заочно приговорил к шести годам тюрьмы, господин Швенске за кражу портрета японского премьера и соучастие в афере получил всего-то восемь месяцев тюрьмы с зачётом времени предварительного заключения, а мадам Швенске и вовсе оправдали.

   О Талинском ходили самые фантастические слухи, вплоть до того, что он нелегально перебрался в Советскую Россию, скрывшись от преследователей, — уж слишком много желающих наказать его, так сказать, «частным образом» осталось в Европе — вряд ли посланцы швейцарских и лондонских банкиров смогли бы добраться до него в стране большевиков. Однако слухи оказались неверны — Талинский всплыл в Лондоне — он поместил свой вексель в лондонский банк «Харар и Ко» и предъявил его к взысканию.

   Представители японского правительства признали возможность выдачи векселей и заключение тайных договоров генштаба. Возможно даже, что таких договоров заключили не один и не два. Но и тайные документы оформляются по определённым правилам, а бумаги, предъявленные Талинским, не соответствовали японским деловым стандартам: подписи японской стороны приведены на них не под текстом, а сбоку, латинским шрифтом и наизнанку. Однако адвокаты Талинского умело воздействовали на общественное мнение, уверяя, что японцы нарочно исполнили подписи под документом подобным образом, чтобы потом оспаривать подлинность документов и уклониться от выплат. Они добились от лондонского посольства в Японии признать факт выдачи подобных векселей русским агентам.

   К сожалению, чем кончилась вся эта история с японскими деньгами, для нас покрыто мраком неизвестности — после 1928 года информация из внешнего мира в пределы Советской России поступала нерегулярно, а то, что становилось известно, по большей части касалось разоблачений козней политических противников большевизма. Сведения об окончании тяжбы Талинского с японским правительством можно почерпнуть разве что из эмигрантской русскоязычной прессы, а до них автору пока добраться не удалось. Из-за этих трудностей ставить точку в этом деле рано, что придаёт ему ещё больший шарм настоящей, волнующей воображение исторической загадки.Валерий Качмарик