Светящаяся словно солнце, сияющая как луна
|
Светящаяся словно солнце, сияющая как луна Где Кубань-река по камням несется, Матерь нартов по берегу шла, она Без солнца светилась, словно солнце, Без луны сияла вся, как луна. Тысячу льняных снопов она измяла, Тысячу льняных снопов она истрепала. Прялку с куделью взяла она в левую руку, В правую взяла веретено из огромного бука. Вдоль по берегу Кубани матерь нартов идет, Без лени и устали пряжу прядет. Пряжу, что за день она напрядет, В тот же день в холстину она соткет. Холстину она отбелит, снега белей, Одежды нашьет для своих сыновей. Так-то шла матерь нартов вдоль Кубани, Камни попирая ногами. Шла она попирая ногами камни, А пряжу пряла она руками. На полдневном солнце ей жарко стало, От ходьбы и работы она устала. Решила она отдохнуть, в воде охладиться. Сбросила одежды, еще больше стала светиться. Где Кубань-река по камням несется, Догола разделась матерь нартов, она Без солнца светится, словно солнце, Без луны сияет, словно луна. Тело ее обнаженное было Белее, нежнее овечьего сыра. Стала она омываться, купаться, В прохладной воде играть, плескаться. А на другом берегу Кубани чистой Паслись быки на поляне тенистой. Спокойно они на траве лежали, Достойно, медленно жвачку жевали. Матерь нартов поглядела из-под руки. Унан! Да это же моих сыновей быки! Вгляделась матерь нартов попристальней И увидела, что на поляне тенистой Среди быков, хранящих спокойный вид, Что-то еще чернея лежит. Может, камень с горы скатился, упал? Подгнил ли и грохнулся дуб-старик? Но для дерева предмет этот слишком мал, Для камня предмет этот слишком велик. "Хайт! - воскликнула матерь нартов вслух, - Да это же Зартыжав там лежит, пастух! Эй ты, - закричала она, - Зартыжав! - Так что сдвинулась земля задрожав, Почему, лежебока, лежишь и спишь? Почему через реку на меня не глядишь? Ты что? Совсем там слеп и глух?" От грозного крика встрепенулся пастух. Брови пастух этот закидывал за спину, А глаза у него были красные, заспанные. Глаза у него были заспанные, красные, Глаза у него были навыкате, страшные. Если же брови вперед до земли опускались, То глаза пастуха за ними скрывались. Встрепенулся пастух, проснулся, Вокруг испуганно оглянулся. Что-то вроде солнца его ослепило, Что-то вроде луны его осветило, Что-то на том берегу реки сияет, Что-то берег тот озаряет. Вскочил пастух на ноги, озирается, Громогласному окрику удивляется. Его ли зовут или просто слышится, Между тем вода в Кубани колышется. Кто-то там в Кубани купается, Кто-то плещется, омывается. Как увидел он женское тело, Кровь взыграла в нем, закипела, Потому что тело это женское было Белее нежного овечьего сыра. Окончательно пастух проснулся и догадался Кто это там в Кубани купался, Кто там плавает на спине По кубанское светлой волне. При виде этакого купанья Возгорелись его желанья. Но и то понять ему было надо, Что купается это не кто-нибудь, а матерь С одной стороны он рвется к ней и стремится, С другой стороны он ее боится. Спрашивает он через широкую реку Кубань: - Ты звала меня или это слуха обман? Ты кричала или камыш на ветру колышется, Ты звала или мне послышалось? Могу я придти или не могу К тебе, находящейся на другом берегу? Ради правды сказать тут надо, Что Гуаша увидеть пастуха была рада. Не от скуки она его искала, А потому что встречи этой желала. Даже во сне эта встреча снилась, Тагда ее сердце сильнее билось. И теперь, когда она пастуха наяву увидала, Когда голос его издалека услыхала, Тотчас закричала ему ответно, Тотчас рукой замахала приветно: - Да, это я позвала тебя, да, Приходи ко мне скорее сюда! Но пастух на другом берегу желанья полный, Боится броситься в речные волны. Бегает по берегу перед водой бурлящей, Кричит Гуаше его манящей: - Видишь, - кричит, - как Кубань разлилась, Если брошусь, - кричит, - погибну тотчас. Если брошусь в реку, долго ли до беды, Не выплыть мне из такой воды. Погубит меня такая вода, унесет, Никто меня тогда не спасет. Очень хочется мне с тобой повстречаться, Но очень жалко с жизнью расстаться. - Ах, ты, - кричит Гуаша, - такой-сякой, Струсил перед бурлящей рекой. Я до тебя, пастух, снизошла, Я тебя, пастух, к себе позвала. Пастух, ты, оказывается, и есть - пастух, Где в тебе мужчины храброго дух? Другого от тебя нельзя дождаться, Ладно, буду одна купаться. Белым телом сверкая она купается, А бедный пастух все сильней распаляется. Кровь в нем кипит, как вода в котле, Думает, как после этого жить на земле? Опозорен он окончательно и унижен... А вода перед ним камни острые лижет. О круглые камни вода обтекает, Как поступить пастух не знает. И хочется к женщине и жизни жалко. Отбросил он свою пастушью палку, Опозоренный, униженный, желанья полный, Бросился он в речные волны. Бросился он в воду со всего размаха, Накрыла вода его с головой и папахой. Потянуло сразу его ко дну. Про себя подумал пастух - тону. Боролся он с водой что было сил, Но поток покрутил его и на берег выбросил. Однако это пастуха не остановило, Сердечного пыла его не остудило. Больше прежнего разъярясь, Прыгнул он дальше, чем в первый раз. Снова начал тонуть бедняга, Но ухватился за проплывающую корягу. А Гуаша на другом берегу реки Смотрит на Зартыжва из-под руки. Думает: справится он с рекой или не справится? Переправится он к ней или не переправится? Или унесет его большая вода И пропадет пастух Зартыжва без следа? Все силы пастух напрягает, но Тянет его в глубину на дно. Из бурлящей воды он не может выбраться, Но поток покрутил его и на берег выбросил. Отряхнулся Зартыжва, перевел он дух И в руки взял свой волшебный лук. - Эй, - кричит он Гуаше, матери нартов, - Мне лицо твое белое увидеть надо. Ты платок-полушалок с лица убери, Ты одерни на себе домотканное платье, Ты ко мне обернись и на меня посмотри, Будешь как солнце издалека сиять мне. Обернулась Гуаша, платок сняла, Лицом, как солнце, она просияла. Тотчас из волшебного лука стрела Над рекой полетела и засвистала. Черные тучи над землей заклубились, Подули ветры, ударил гром, Во мраке молнии зазмеились, Земля пошла ходить ходуном. Спряталась Гуаша за округлый камень, Голову свою загородила руками. За камень скрылась Гуаша, спряталась, Стрела о крепкий камень разбилась, Человеческим образом отпечаталась, Лицом человеческим отобразилась. Это лицо Гуаше мило. Матерь нартов знает как поступить: Отколоть от камня лицо решила, Унести домой и дома хранить. Подходит к камню она уверенно, Камнем другим по камню бьет, Но пастух кричит ей с другого берега, Полезный совет он ей дает. - Пока не позовешь Айнара-кузнеца, От камня не отделить тебе лица. Ступай на запад и на восток, Айнара-кузнеца повсюду ищи. У этого кузнеца правая рука - молоток, У этого кузнеца левая рука - клещи. Коленки у него - наковальнями, А сила у него - небывалая. Айнара-кузнеца Сатаней-Гуаша нашла, К камню с человеческим образом привела. Три дня и три ночи кузнец тот камень долбил, Клещами тянул, молотом бил. Приложил кузнец всю силу и все уменье, Сатаней-Гуаша рядом ждала в нетерпеньи. Долбил кузнец с ночи до утра, с утра до вечера, На третий день нечто похожее на человечка Отделил кузнец от камня и отдал матери нартов, Сказал, что это за пазуху спрятать надо. За правой пазухой держать это надо в тепле и холе, И тогда через девять месяцев не боле, Народится мальчик, всем молодцам молодец. Так сказал Айнар-кузнец. А еще он сказал, что в тот же миг, когда мальчик родится, По соседству кобыла ожеребится. Ожеребит кобыла сказочного коня Араша, Для всех людей этот конь будет страшен. Кто бы ни приблизился к нему, стар или мал, Будет он убивать наповал. Только сын твой, когда вырастет и возмужает, Небывалого коня обуздает, Потому что вырастет он всем молодцам молодец, Вот что сказал Айнар-кузнец. Сатаней-Гуаша взяла изделье из камня бережно, За пазуху спрятала и пошла от речного берега, От Кубани-реки она домой пошла. волшебный камень словно глаз берегла. Девять месяцев она холодящий камень грела Теплом горячего женского тела. Не показывала, не рассказывала посторонним людям, А сама гадала-ждала что будет. Через девять месяцев, как исполнился срок, И правда народился у Сатаней-Гуаша сынок. В этот день, как ребеночек народился, Около дома народ толпился. Женщины суетились и помогали, А мужчины только глазами моргали. Говорили, что в соседней долине кобыла Жеребенка небывалого ожеребила. Жеребенок этот зовется Арашем, Для всех людей он опасей и страшен. Кто бы ни приблизился к нему, стар или мал, Убивает он наповал. - Мы боимся, если так и дальше дело пойдет, Слишком много людей жеребенок тот перебьет. К твоим золотым стопам припадаем, матерь нартов, Утихомирить этого жеребенка надо. Ответила Сатаней-Гуаша этим людям: - Жеребеночка трогать мы не будем. Не вздумайте вы его убить, Надобно холить его и растить. Ведь он появился на земле у нас С моим ребеночком в тот же час. Мой ребеночек на других детей не похож, И тот жеребеночек на других жеребят не похож. Будут они быстро расти-подрастать, Будет у них обоих особая стать. Нравится вам это или не нравится, Только сын мой один с жеребенком справится. - А вы, - обратилась она к женщинам, - Айнара-кузнеца отыщите, О рождении сына моего ему сообщите. Он этого сообщения ждет не дождется, Оно по душе ему придется. Скажите, что особенного мальчика я родила, Скажите, что имя Сасрыква я ему дала. |
|
|
|