Дафин и Вестра

     Далеко-далеко, там, где солнце спать ложится, когда вдосталь на суету людскую надивится, простиралось большое царство. И жили в том царстве царь да царица. Давно уж отшумела их молодость, но не было у них на старости лет ни опоры, ни услады — ни сына, ни дочери. И поэтому тоска их пуще старости к земле гнула. Но вот нашелся старый-престарый отшельник, умевший снадобье всякое из трав варить, и пришел он ко дворцу царскому, утешить царя и царицу в их горе.

Проводили старца до трона царского, пал он на колени и протянул царице гроздь виноградную, что выросла на холмах у жаркого солнца на глазах; отведала царица винограда и зачала.

Будто солнце царю душу отогрело, опять мила стала ему жизнь и дела мирские. Кликнул царь людей своих, псарей да ловчих и на охоту отправился. Много всякой дичи настрелял: и волков, и лисиц, и зайцев; в пылу охоты забрался он далеко, за границу царства своего, да никто этого не приметил. Спустившись вниз со скалы крутой, увидали охотники крепость высокую и пустынную. Обошли ее кругом — всюду только камень да камень, и ни живой души.

Заметались охотники кто куда, как птица в силках, а выхода нигде не находят. День прошел, второй прошел, уже всю дичь поели, есть нечего, голод все крепче знать себя дает. Еще день да ночь прошли, а на рассвете глянули — черт по стене крепостной ходит, гуляет, трубкой попыхивает.

Подошли воины к царю-государю да подбили спросить лукавого :

— Ваша темнейшая мерзость, чем не угодили мы тебе, что заточил ты нас в крепости этой?

— Не я вас заточил, сами вы сюда пришли, — отвечает бес им сверху.

— Что тебе подарить, чтобы ты открыл ворота крепости? — спросил царь.

— Подари мне, что есть у тебя во дворце, а ты ни слухом, ни духом о нем не ведаешь, и я тебя мигом выпущу.

Задумался царь, видать, что-то нечистое лукавый замыслил, да очень не терпелось Еыбраться из тисков стен, вот он и отвечает:

— Согласен, быть по сему.

— Пиши грамоту на подарок, — требует бес.

Только получил черт грамоту царскую, стены крепости тут же сквозь землю провалились. Обрадовались все да поскорее домой направились, а как доехал царь до владений своих, счастье безмерное охватило его. Родила ему царица сына круглолицего, и нарекли его Дафином, и рос он не по дням, а по часам, всем на диво.

Нежданно-негаданно явился ко дворцу царскому черт да и потребовал не что иное, как самого Дафина. Не успели царь с царицею от ужаса в себя прийти, как бес схватил мальчонку за шиворот и понесся, — поминай, как звали! Дафин и не заметил, по каким путям-дорогам его пронесли и куда забросили. Здесь черт запряг мальчика в работу тяжкую, и чего только не пришлось испытать бедняжке Дафину! И голод, и холод, и ночи без сна — всего натерпелся. Но приходилось терпеть: беда, коль не выполнит воли лешего. Многое хоте-

лось узнать Дафину, но пуще всего влекло его к ремеслам разным. Легко давались ему и языки Есякие, так что вскоре стал он понимать и птиц, и животных, и малых букашек.

Однажды отправился нечистый в края дальние, а Дафин, оставшись один, отправился к роднику. Присел он у ручьи, в тени тополя высокого, напился, перекусил да и прилег отдохнуть немного. Тут сели на макушку тополя три птицы и, увидев молодца, заговорили меж собой:

— Посмотрите-ка, сестрицы, — молвила первая, — вот отдыхает добрый молодец, из далеких краев чертом привезенный. А знал бы он о горе-злосчастье Арапа, пошел бы, грехи б ему отпустил и избавил бы несчастного старика от кары дьявольской. Вот уж сто восемьдесят лет подряд все черпает он воду из колодца бездонного да льет ее в долину, где купается прекрасная Вестра, девушка, которую черт похитил и приворожил, чтоб сама бесовкой стала и по худому пути пошла.

Собрался Дафин в путь-дорогу да и пошел. Не присядет, не приляжет, все идет без устали. А на рассвете дня четвертого дошел он до пруда широкого-преширокого, ни конца ни края не видать. Вдали, на склоне горы, колодец чернеет. Подошел Дафин поближе и увидел старца:

— Бог в помощь, дедушка!

— Спасибо, сынок. А ты кто будешь?

— Нездешний я дедушка. Увел черт меня, и теперь ума не приложу, как мне из царства его выбраться да вольной жизни себе добыть.

Присел дед на сруб колодца, призадумался, стал перебирать в уме всякие способы спасения.

— Так вот, — сказал он наконец. — Можешь ты спастись отсюда только с помощью Вестры, юной девицы, привезенной сюда дьяволом из-за тридевяти земель, тридевяти морей, чтоб стала она орудием зла. Переняла она уже от черта силу да искусство бесовское, но сердцем еще чиста, как младенец. Пройди-ка ты по ту сторону озера, подстереги ее, как купаться придет, схвати одежду ее и удирай, только упаси тебя боже оглянуться — сразу всю власть над нею потеряешь. Благословлю я вас, и, коль удастся от черта избавиться, век свой счастливо проживете.

Обрадовался Дафин словам Арапа и пошел берегом озера широкого легким шагом молодецким. Дошел до места заветного, схоронился в кустах и сидит — не пикнет,

Красива заря вечерняя в синеве небес, но где ей тягаться с красавицей Вестрой, которая как раз спускалась с пригорка к озеру. До озера дошла — платье скинула, окунулась в воду и сразу обернулась лебедем белоснежным. Тут она принялась купаться, крыльями вздымать брызги алмазные, чудеса творить разные — глаз от нее не оторвать. Но Дафин не стал ее разглядывать, а схватил одежду… и был таков. Вышла Вестра на берег, хватилась, а одежды нету. С испугу сердце у нее зашлось. Поглядела на все четыре стороны да и заметила Дафина-молодца. Пошла она за ним следом, стала песни заводить. Дафин бежит без оглядки, хоть и чует — загораются пятки. Еще пуще Вестра старается, песней сердечной его чарует:

Дафин, милый мой,

Цветок полевой,

Сладкий, как мед,

Не стремись вперед

И не убегай,

Добра не бросай,

Оглянись назад,

Будешь встрече рад.

Тяжко Дафину, стоном стонет, до того оглянуться хочется, а все же осилил он сердце свое, не оглянулся. Добежал до колодца, стал перед Арапом, только тот положил ему руку на плечо — Вестра тут как тут.

Старик благословил их, чтоб жили-поживали, горя горького не знали. Затем достал из-за пояса два колечка обручальных и надел молодым на пальцы. Встали молодые, поблагодарили и собрались было уже в путь-дорогу, как вспомнил Дафин птичий рассказ и промолвил:

— Будь же, дедушка, прощен и избавься от кары дьявольской.

Только прозвучали слова эти, как старик Арап исчез, будто сквозь землю провалился. В мгновенье ока не стало ни колодца, ни журавля, только след от них на примятой трава остался. Давно уж, видно, пора было им сгинуть с лица

земли.

Дафин ходит женихом, а Вестра все грустнее становится

и под конец молвит:

— Никогда нам не перейти предела царства этого без согласия дьявола. Пойди ты к нему, попроси руки моей.

Пошел Дафин ко дворцу чертову, долго пробирайся по спадам да оврагам, да диким буеракам, и вот встает перед ним крепость черная, как сажа. Вошел он и очутился перед нечистой силой.

— Здравствуй, бес.

— Здравствуй,— отвечает черт и спрашивает:—Каким гнусным ветром занесло тебя сюда?

— Пришел я попросить у тебя руки Вестры.

— Вестру я тебе отдам, коли выполнишь три моих приказа.

— Берусь, ваша темность, твои приказы выполнить.

— Хорошо, приходи вечерком.

Под вечер приходит Дафин к дьяволу. Вышел дьявол во двор, на запад глянул и спрашивает:

— Что ты там видишь?

— Край земли, — отвечает Дафин.

— Коли хочешь руки Вестры, так до утра вспаши мне все это поле, посей пшеницу, вырасти да пожни, сгреби Да скопни, пшеницу намолоти, на мельницу отвези и с восходом солнца хлебца свежего мне отведать принеси.

Услышав приказ такой, испугался и загрустил Дафин и темнее ночи черной вернулся к Вестре. Закралась к нему и такая дума — не послала ли она его на гибель неминучую? Разве под силу кому такой приказ выполнить?

— Не тревожься, ты, не печалься,— говорит ему Вест-ра. — Такой приказ легче легкого выполнить.

Взглянула Вестра на горы дальние, свистнула, что было мочи, и, откуда ни возьмись, налетело чертей видимо-невидимо, все поле кишмя кишело.

— До утра выполните мой приказ, — говорит им девушка. — От дворца его темнейшества на запад и на юг до края земли должны вы все ноле вспахать, пшеницей засеять, урожай вырастить, собрать, помолотить, зерно смолоть и, едва день забрезжит, — хлеб горячий мне представить. Поняли?

— Да! Да! — закричали бесенята в один голос. Принялись они за дело, все в руках у них кипело. Одни

пахали, землю разворачивали, другие шли следом с бороною, третьи сеяли, четвертые ползком на четвереньках духом своим корни согревали. Чудесно поле преобразилось. К утру пшеница уже созрела, и взялись черти — кто косить, кто молотить, кто на мельницу возить, с первою же зарей хлеб был уже в печи. Только солнышко красное всходить

стало — и хлеб теплый, только что из печи, лежал уже пред добрым молодцем. Взял Дафин белый каравай, положил на полотенце да и отнес его черту.

— Вот, ваша темность, выполнил я приказ твой, получай каравай.

Нахмурился черт, как глянул на поля свои, но хлеб взял. Потом повел Дафина на склад оружейный и велит:

— Выбери себе оружие по нраву, второй приказ мой на охоте выполнишь. Приходи завтра да подстрели зайца в моем саду. Но помни, охотиться будешь только у меня в саду. Понял?

— Понял, ваша темность, — ответил Дафин и с радостью на душе отправился к Вестре.

— Отчего ты так веселишься? — спрашивает она.

— Как же мне не веселиться, когда бес так опростоволосился. Тоже мне приказ: подстрелить зайца в его саду.

— Не смейся, не веселись, Дафин, как бы потом плакать не пришлось. Ведь этот заяц будет не простой косой, а сам черт обернется зайцем. Завтра ты не гонись за ним с ружьем, так ничего не добьешься, а садись у входа во дворец и жди. Я обернусь в борзую, стану за ним гнаться, ни в какой норе спрятаться не дам. Когда он из сил выбьется, то попытается проникнуть во дворец; тут ты его и хватай да и стукни изо всех сил головой о лестницу.

Спрятался на следующий день Дафин за дверью дворцовой, а борзая принялась гоняться за серым, вот-вот схватит и разорвет. Почувствовал заяц, что туго ему пришлось, не сдобровать, видно, и бросился ко входу во дворец. Поймал его Дафин за уши, схватил за лапки задние и раз! — головой о камень. Взвыл заяц от боли.

Такой шум и вой поднялся, что вышла из хоромов своих чертова жена да как увидела, что творится, чуть было за волосы не схватилась да не заголосила, только вовремя спохватилась и прикрикнула на Дафина:

— Что же ты, Дафин, такой шум-гам поднимаешь?

— Вот поручил мне их темность поймать ему зайца на жаркое.

— Постой, не убивай его, дай мне его живым, я с него шкуру спущу и зажарю.

— Нет, я сам должен его их темности отдать.

— Как же ты дашь ему зайца, когда он только вечером

вернется? Подай его сюда, я его поджарю на ужин, и ты тоже с нами поешь.

Отдал ей Дафин зайца да и пошел себе с чистой совестью отдыхать после трудов праведных, А под вечер пришел он к лешему во дворец жаркое заячье отведать. Принял его черт как ни в чем не бывало, угощает, притворяется, будто рад ему безмерно, а у самого голова перевязана, под глазами синяки. С трудом раскрывая рот, говорит дьявол Дафину, что согласен отдать ему Вестру, но надо прийти наутро и выбрать ее среди дочерей чертовых.

— Хорошо, — сказал Дафин и ушел, довольный тем, что избавился, наконец, от поручений дьявольских.

— Чего ты так радуешься? — спросила его Вестра, идя ему навстречу.

— Как же мне не радоваться, когда нечистый велел мне взять тебя да и пойти своей дорогою.

— Милый мой Дафин, не знаешь, как тяжело будет выполнить этот приказ. Тут плакать надо, а не радоваться. Завтра он тебя заставит искать меня среди сотен девушек, похожих на меня, как две капли воды, и лицом, и волосами, и платьем. Как же ты меня отличишь?

— Да будь вас хоть сколько звезд на небе, а тебя я все равно узнаю.

— Не говори так, а послушай-ка лучше, что я тебе скажу. Завтра гляди внимательно каждой в глаза да выбирай ту, у которой слезы польются.

Так они порешили. На второй день пришел Дафин за своей Вестрой, а лукавый его отвел в комнату, где стояло множество девушек, — все одна в одну, вылитые Вестры. Долго глядел на них Дафин, но никак не мог найти свою суженую. Да и как отличить ее, когда стояли они, точно в поле пшеничном колосья золотые, соком налитые — все на одно лицо. Время шло, все сильнее сжималось его сердце от страха и печали, как вдруг заприметил: блестят на девичьих ресницах две жемчужины слез.

— Вот она, ваша темность! — воскликнул радостно колодец.

Посинел от злости дьявол, понял, что они в сговоре, накинулся на них с кулаками и заточил в темницу глубокую, за двенадцатью дверьми железными, тяжелыми запорами запертыми. Было в той темнице одно только крохотное окошечко, сквозь которое проникал к узникам тонкий, как ниточка, луч

света. Горькая кручина свалилась на Дафина, но Вестра ударила кольцом оземь, да и превратились они в мошек малых и сквозь щелочку на волю выбрались. И полетели они что есть мочи через горы и долины, подальше от беса проклятого. Но почуял бес, что нет уж их в тюрьме, огляделся вокруг да и заприметил их далеко-далеко, за горной кручей, за лесом дремучим. Послал он им вслед своих лучших всадников, чтоб доставили во дворец.

Поскакали всадники пуще ветра быстрого, быстрей молнии лучистой и уже неподалеку от Дафика и Вестры стали пускать носом пламя.

Обернулась Вестра да и признала всадников.

— Догоняют нас беса посланцы.

— Как же нам быть?

— Не бойся. Я превращусь в цветущий сад, ты же станешь стариком-садовником. Как подъедут они да станут расспрашивать, ответь, что, мол, прошла какая-то пара мимо, но очень давно, еще когда ты сад свой только садить начинал.

Сказала это Вестра и тут же превратилась в сад цветущий со множеством разных деревьев плодовых, а Дафин — в старого-престарого садовника.

Вихрем подлетели посланцы беса и спрашивают садовника :

— Не пробегали здесь девица да молодец?

— Давно, очень давно пробегали тут какие-то. Я как раз сажал деревья эти. А с тех пор никто больше в этих краях не показывался.

Удивились всадники, услыхав такой ответ, да и вернулись ни с чем.

— Ваше ничтожество, — говорят они лукавому, — побывали мы там, куда ты нас послал, да никого не встретили, кроме садовника.

— Мэй, это ведь они были, вернитесь да поймайте их. Вновь бросились всадники в погоню.

— Ох, опять что-то сзади жжет мне спину, — пожаловался Дафин.

Оглянулась Вестра и узнала посланцев дьявола.

— Догоняют нас. Ты вновь ответь им, как прежде, только теперь обернемся мы не садом и садовником, а пшеничным полем да стариком, готовым к жатве.

— Хорошо, ответил Дафин и превратился вдруг в старика, с серпом в руке.

Только сорвал он несколько колосьев, да попробовал крепость зерен, а всадники тут как тут.

— Скажи нам, старик, не видел ли ты здесь молодца с девицей?

— Видал я их, как же, видал, да давненько это было, как раз когда я сеял пшеничку, а с тех пор никого больше не видал.

Всадники уши развесили, поверили речам старца да и повернули назад.

— Ваше ничтожество, — молвили они, кланяясь дьяволу в ноги, — никак не догнать их. Встретили мы на пути старика, готовившегося к жатве, и сказал он нам, что видал беглецов, да больно давно, еще когда сеял пшеницу. Вот и вернулись мы назад. Кто их знает, куда они делись!

У черта сердце зашлось от злости:

— Ведь это они и были!

Взвился он, точно страшный смерч, и помчался сам беглецов догонять. Оглянулся Дафин, видит, туча темная, мохнатая прямо на них надвигается, но признала Вестра черта лукавого, стукнула кольцом оземь да и превратила Дафина в реку глубокую, полноводную, а сама уточкой обернулась, по волнам поплыла.

Как дошел бес к реке той да как взглянул на уточку, сразу же признал Вестру. Начал он воздух в себя тянуть да и поднял бурю страшную, все уточку ко рту своему притянуть норовит. Но река волнами своими уточку ограждает, к другому берегу поворачивает.

Видя, что так ему ничего не добиться, принялся он глотать воду речную, глотал, глотал, пока наглотался до отвалу и лопнул.

Как перед заблудшими в лесу дремучем вдруг неприметная тропка появится, так и перед Дафином и Вестрой ясная дорога широкая раскрылася.

Радостные, пошли они в путь-дорогу и все шли да шли через тридевять земель, через тридевять морей к родному краю Дафина. А там старый царь с царицей все горюют да оплакивают судьбу сына своего несчастного. С тех пор, как забрал у них черт сына, не просыхали слезы в их глазах, улыбка лица не освещала, а сердца вздохов не вмещали. Но вот дожили они до того, до чего вовек не надеялись дожить. Дафин вернулся во дворец и предстал пред их очами.

Как солнце своими лучами разгоняет тьму ночную, так

радость осветила лица родительские — и закатили они пир на весь мир и сыграли свадьбу сына своего с прекрасной Вестрой Народу было тьма-тьмущая, и я там был, мед-пиво пил, но узнав, что с ними приключилось, не высидел до кон-ца, а

Сел на колесо верхом, Покатился кувырком, Передать чтоб всем те вести О Дафине и о Вестре.