Волопас и ткачиха

Стал Ню-лана вол поучать:
— Накоси травы гэрмань, прихвати охапку. Придем домой, брось ее мне, только есть ее я не стану, ты пообедай, после подойдешь ко мне и скажешь:
Траву гэрмань не ест мой старый вол,
И кислый рис мне так не по нутру!
Тростник зеленый любит старый вол,
А я люблю пампушки на пару .

Когда брат выделит тебе долю, ты ничего не бери, попроси только старого вода, старую телегу да веревку с узлами.
Увидела невестка, что Ню-лан опять рано воротился, разозлилась и давай его ругать:
— Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел! И как только ты про пирожки пронюхал?
Увидел старший брат сломанную ручку от сохи, от злости слова вымолвить не может.
А пирожки зарумянились, так и шипят в масле, пора их к столу подавать! Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся. Ходит вокруг него невестка, злится, поглядывает косо. Ню-лан наелся, вышел во двор, встал перед волом и говорит:
Траву гэрмань не ест мой старый вол,
И кислый рис мне так не по нутру!
Тростник зеленый любит старый вол,
А я люблю пампушки на пару.
Услыхала это невестка да как закричит в сердцах:
— Черт безмозглый, болтать — это ты мастер, а как за дело примешься, все у тебя из рук валится.
Слез старший брат с кана, пошел людей скликать, чтоб свидетелями при разделе были.
Спрашивает невестка:
— Ты что возьмешь, братец?
— Ничего мне не надо, только старого вола, ломаную телегу да веревку с узлами.
— А рису не возьмешь?
— Не возьму!
Не стал Ню-лан дожидаться брата, крикнул волу: «Пошли!» — запряг телегу и уехал.
Выбрались они за околицу, Ню-лан и спрашивает:
— Куда ж нам теперь путь держать?
Отвечает вол:
— Прямо на юг.
А длинная-предлинная дорога, которая была перед ними, как раз и вела на юг.
Ехали они, ехали и только к вечеру до ущелья добрались. Смотрят — ручеек у самого входа чистый, прозрачный.
Говорит вол:
— Ну не благодать ли! Захочешь пить — вода рядом. Захочешь есть — трава под ногами. Распряги-ка меня, а сам отдохни вон на том большом черном камне!
Пошел вол в ущелье, медленно идет, зеленую травку жует, похрустывает. А Ню-лан голодный на камне сидит.
Говорит Ню-лан:
— Хорошо тебе, вол, ты и наелся, ты и напился. А мне каково? Хотел я риса немного с собой захватить, да ты не велел. Что же мне теперь делать?
Промычал вол: игэ-гуай, обратно повернул, спрашивает:
— Ты есть хочешь? Иди туда, где дорога сворачивает, купи еды, какой хочешь, а расходы на меня запиши.
Пошел юноша, куда ему вол сказал, наелся досыта. Спрашивают его:
— На кого записать?
Отвечает юноша:
— На старого вола запишите.
Довольный воротился Ню-лан. Вол его и спрашивает!
— Хорошо поел?
— Ай-я, лучше некуда!
— А теперь слушай, — говорит вол, — завтра, в седьмой день седьмой луны, распахнутся Южные ворота неба и внучки Ван-му выйдут стирать свою одежду. Сядут они в ряд, и седьмой с западного края будет Чжи-нюй — Небесная ткачиха. Как развесит она свою одежду сушить, стащи ее потихоньку да спрячь. А будешь отдавать, кликни меня три раза, я мигом явлюсь. Не то уйдет она от тебя.
Всю ночь Ню-лан не спал, боялся пропустить небесных фей. Вдруг слышит тихий скрип — хуа-ла-ла, — это отворились Южные ворота неба, из ворот стая голубок вылетела, белые-пребелые. Подлетели они к ущелью, там как раз река текла, на берег опустились, красавицами-девушками оборотились. Уселись девушки на камне у воды, стирать принялись. Приметил Ню-лан, которая из девушек седьмая с западного края, взял да и спрятал ее платье.
Увидела Чжи-шой юношу, сразу смекнула, что это он взял ее платье, и говорит:
— Ты зачем взял мое платье? Отдай. Слышишь? Отдай!
Ню-лан не отдает.
Тем временем шестеро сестер высушили свою одежду, стали домой собираться, спрашивают седьмую сестру:
— А ты, сестренка, почему домой не собираешься?
— Не могу. Кто-то стащил мое платье.
Обернулись шестеро сестер белыми голубками, улетели в небо. Подлетели к небесным воротам, назад воротились, седьмую сестру кличут:
— Быстрее, сестренка! Сейчас ворота запрут!
Тут как раз краснолицый детина появился, как закричит:
— Эй! Торопитесь, кому домой надобно!

Крикнула в ответ Чжи-нюй:
— Ну и пусть закрываются! Не могу же я без платья вернуться!
Заскрипели небесные ворота и впрямь закрылись.
Ню-лан как сидел, так и сидит на камне. Подошла к нему Чжи-нюй и говорит:
— Я женой тебе стану, только отдай платье!
Ню-лан не отдает.
Тогда Чжи-нюй говорит:
— Давай дом строить, а то замерзнешь под открытым небом!
Отвечает Ню-лан:
— А из чего строить, когда вокруг ни бревнышка! Так и будем сидеть.
— Нет, не будем. Подвинься малость, сядь на краешек! Глаза зажмурь.
Сказала так Чжи-шой, быстро вытащила из расшитого кошелька узорчатый платочек, расстелила, дунула, в тот же миг дом перед нею вырос.
Говорит девушка:
— Открой глаза!
Открыл Ню-лан глаза, смотрит — дом стоит, обрадовался, в ладоши захлопал.
Вошли они в дом, так и остались в нем жить.
Живут да поживают. Дочка у них растет, шесть годков ей сровнялось, сыну третий год пошел.
Вот однажды и говорит Чжи-нюй мужу:
— Сколько времени прошло! Дети у нас уже выросли. Сгниет от старости платье, которое ты тогда спрятал! Лучше отдай его мне!
Думает Ню-лан: «Оно и правда. Дети у нас уже выросли, отдам-ка я Чжи-нюй платье». Подумал так Ню-лан, достал из-под камня платье, жене отдал.
Как только наступила полночь, Чжи-нюй ушла, детей и мужа бросила.
Проснулся Ню-лан, дрожит от холода, открыл глаза, смотрит — небо над ним все звездами усеяно, пошарил вокруг рукой — под головой холодный камень, а жены нет. Ребенок плачет, молока просит. Только сейчас вспомнил юноша, что старый вол ему наказывал: «Станешь отдавать одежду, кликни меня три раза». Как же я мог забыть про это?
Только подумал он о воле, тот вмиг перед ним явился и говорит:
— Вот видишь, ушла Чжи-нюй. Ты отчего не кликнул меня, как я тебе велел?
— Забыл!
Говорит вол:
— Зарежь меня!
— Как же это я зарежу тебя, моего благодетеля!
Отвечает вол:
— Нечего толковать понапрасну! Как зарежешь меня, принеси немного хвороста, кости мои сожги, а шкуру на себя надень. Да еще сплети две корзины, в одну сына посади, в другую — дочку, потом зажмурь глаза и отправляйся к Южным воротам неба за женой. Эти ворота золотой лев стережет. Как бросится он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, золотой лев, я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так, золотой лев уймется и на место уйдет. Пройдешь Южные ворота, еще одни ворота увидишь, их серебряный лев стережет, как кинется он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, серебряный лев! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Серебряный лев уймется, на место уйдет. Войдешь в третьи ворота — увидишь черта, клыки у него наружу, в руках молот — от волчьего клыка не отличишь. Кинется он тебя бить, а ты ему скажи: «Не тронь меня, черт! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так — черт оступится да упадет. Тут выйдет к тебе теща. Иди с ней в дом. Увидишь там семерых девушек на кане, только сразу не признаешь, которая из них твоя жена. Пустишь сына, к кому он побежит, чью грудь будет сосать, та и есть твоя жена.
Ню-лан сделал все, как велел вол: надел воловью шкуру, вошел в небесные ворота и отыскал наконец свою жену.
Теща отвела молодым дом, и стали они жить да поживать.
Только невзлюбил Ню-лана старый тесть. Решил он извести зятя и предложил ему в ловкости помериться.
Говорит Чжи-нюй мужу:
— Хочет отец, чтоб ты завтра в ловкости с ним померился. Спрячется он, так ты, смотри, ищи его хорошенько! Сперва весь двор обыщешь, к южной стене подойдешь, увидишь на стене клопа, это и будет твой тесть.
На другое утро вышел старик во двор, Ню-лана кликнул:
— Ну-ка, зятек, выходи, поиграем с тобой!
Отвечает Ню-лан:
— Ты старый, я молодой. Какая уж тут игра?
Говорит старик:
— Эка важность! Я сейчас спрячусь, а ты попробуй найти меня! Найдешь — помилую, не найдешь — съем!
Обернулся старик клопом, схоронился в южной стене, залез в трещину. Ищет его Ню-лан, ищет, весь двор обыскал — нет старика. Подошел юноша к южной стене, видит — клоп сидит, поближе подошел и говорит:
— Уж не ты ли это, почтенный тесть, клопом обернулся? Если не ты это, а и впрямь клоп, я сейчас раздавлю его! Ай-я! До чего же вонючий!
Тут старик как закричит:
— Это я, это я! Не дави меня! Ой, на бороду наступил!
Спрашивает Ню-лан:
— А ты не съешь меня?
— Не съем, ступай домой!
Пришел Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
— Завтра отец опять загадает загадку. Яблоком обернется, в матушкин сундук спрячется. Смотри, ищи хорошо!
Вышел старик на другое утро и кричит:
— Давай, зятек, поиграем! Я спрячусь, а ты меня ищи!
Делать нечего. Стал Ню-лан тестя искать. В доме ищет, за домом рыщет, яму с травой обшарил — нет нигде старика. Вошел тогда юноша в тещины покои, открыл сундук, глядь — на красном свертке красное яблоко большое лежит. Схватил его юноша и говорит:
— Уж не ты ли это, почтенный тесть? Если не ты это, а и впрямь яблоко, я сейчас его съем. Уж очень оно, видать, на вкус хорошо!
Старик как закричит:
— Отпусти! Опять мне всю бороду выдрал!
Спрашивает его тогда Ню-лан:
— А ты не съешь меня?
— Не съем. Ступай домой!
Воротился Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
— Завтра отец тебя заставит прятаться.
Отвечает Ню-лан:
— Хэй! Куда же я такой большой спрячусь?
Говорит Чжи-нюй:
— Не бойся, я научу тебя, что делать.
Только утро наступило, старик опять зовет зятя:
— Давай, зятек, поиграем, теперь ты спрячься, а я тебя искать буду.
— Давай, — согласился Ню-лан.
Присел Ню-лан на корточки, перекувырнулся, вышивальной иглой обернулся. Спрыгнула Чжи-нюй с кана, подобрала иголку, вышивать стала, а сама говорит:
— Ищи, отец! Ню-лан уже спрятался.
Кинулся старик искать, весь дом обыскал, весь двор обшарил — не может. Воротился в дом и говорит своей старухе:
— Не нашел я его. Он меня нашел, а я его нет.
Бросила тут Чжи-нюй иголку на пол, опять Ню-лан перед ней. Говорит ему Чжи-нюй:
— Хочет отец завтра наперегонки с тобой бегать, смотри, как бы он верх не взял!
— Как же это он верх возьмет?
— Ай-я! Тебе ни за что за ним не угнаться! Иди скорее в амбар, увидишь там красные семена, набери одну меру с лишком да красных палочек для еды прихвати. Еще дам я тебе головную шпильку, из золота сделанную. Как станет тебя отец догонять, я крикну: «Брось шпильку». Только помни, бросать надо вперед, а не назад!
Вышел на другое утро старик, зятя кличет:
— Эй, зятек! Давай наперегонки побегаем, ты впереди, я за тобой. Догоню — съем, не догоню — помилую!
Согласился Ню-лан, и побежали они. Зять впереди, тесть позади, а жена с тещей взяли детей и вслед за ними пустились.
Бежит Ню-лан, бежит, вдруг бросил две палочки да два красных зернышка. Бежит, бежит, опять две палочки да два зернышка бросил. Тесть бежит, палочки да зернышки подбирает. Поднимет — дальше бежит, опять поднимет, опять бежит и приговаривает:
— Ну и зятек! Ему бы с жизнью прощаться, а он все вещи у меня ворует!
Разбросал Ню-лан все зернышки, разбросал все палочки, а бежать еще далеко. Видит Чжи-нюй — отец мужа догоняет, сейчас его схватит, как закричит:
— Брось шпильку! Быстрее!
Теща тоже кричит:
— Быстрее! Быстрее!
Обернулся Ню-лан, видит — тесть совсем близко, вытащил шпильку, назад бросил. В тот же миг мужа и жену небесная река разделила. Ню-лан остался на одном берегу, Чжи-нюй — на другом. Плачут жена и дети. Даже теща слезы льет. Плачет Ню-лан на другом берегу один-одинешенек.
Увела теща в дом дочь и внуков, тесть тоже ушел. Так и остался Ню-лан жить на другом берегу. С той поры муж и жена могут встречаться только в седьмой день седьмой луны.
В этот день с самого утра все птицы поднимаются в небо, вырывает теща у каждой по перышку: у сороки рябой, у сороки простой, у жаворонков да ласточек, из перьев мост строит.
К вечеру седьмого дня седьмой луны, если все время глядеть на небо, можно увидеть Млечный Путь — длинный-предлинный мост через Небесную реку. На этом мосту и встречаются Волопас — Ню-лан и Ткачиха — Чжи-нюй. Если спрятаться в виноградных лозах, можно услышать их разговор. Говорит Чжи-нюй мужу с обидой:
— Велела я тебе шпильку вперед бросить, а ты ее назад бросил, вот и разделила нас Небесная река!
Отвечает Ню-лан:
— Увидел я, что отец твой меня догоняет, со страху забыл, что ты велела. Триста шестьдесят дней в году, триста шестьдесят чашек да триста шестьдесят котлов у Ню-лана. Чжи-нюй, как придет, все перемоет, стопкой сложит. И одежду всю перестирает да перештопает.
А на шестнадцатый день седьмой луны к матушке уходит, нельзя ей больше с Ню-ланом оставаться.