Даосская притча

     Цзы-Ци из Наньго сидел, облокотившись на столик, и дышал, внимая небесам, словно и не помнил себя. Прислуживавший ему Яньчэн Янь почтительно стоял рядом.

— Что я вижу? — воскликнул Яньчэн. — Как же такое может быть?

Тело — как высохшее дерево,

сердце — как остывший пепел.

Тот, кто сидит ныне передо мной, —

не тот, кто сидел здесь прежде!

— Ты хорошо сказал, Янь! — похвалил Цзы-Ци. — Ныне я похоронил себя. Понимаешь ли ты, что это такое? Ты, верно, слышал флейту человека, но не слыхал ещё флейты земли. И даже если ты внимал флейте земли, ты не слыхал ещё флейты Неба.

— Объясни, что это значит, учитель! — попросил Яньчэн.

— Великое Единое выдыхает воздух, зовущийся ветром, — отвечал Цзы-Ци. — Он пребывает в покое, но иной раз приходит в движение, и тогда вся тьма отверстий откликается ему. Разве не слышал ты его громоподобного пения? Вздымающиеся гребни гор, дупла исполинских деревьев в сотню обхватов — как нос, рот и уши, как горлышко сосуда, как винная чаша, как ступка, как омут, как лужа. Наполнит их ветер — и они завоют, закричат, заплачут, застонут, залают. Могучие деревья завывают грозно: «У-у-у!» А молодые деревца стонут им вслед: «А-а-а!» При слабом ветре — гармония малая, при сильном ветре — гармония великая. Но стихнет вихрь, и все отверстия замолкают. Не так ли раскачиваются и шумят под ветром деревья?

— Значит, флейта земли — вся тьма земных отверстий, — сказал ученик. — Флейта человека — полая бамбуковая трубка с дырочками. Но что же такое флейта Неба?

— Десять тысяч разных голосов! — воскликнул Цзы-Ци. — Кто же это такой, кто позволяет им быть такими, как они есть, и петь так, как им поётся?