Постоянное жульничество.

         На протяжении многих лет захватывающий парад розыгрышей и фальшивок окрашивал наше восприятие странных явлений. Миллионы людей, ни разу не присутствовавших ни на одном спиритическом сеансе, представляют его себе как спектакль физического медиумизма со столоверчением и испусканием эктоплазмы. Десятки тысяч воображают себе Лох-Несское чудовище этаким элегантным длинношееим зверем как на картине Сэрджена. Хотя уфологи и считали нелепыми кошмарные видения Бен-невица и Лира, средства массовой информации продолжали разжевывать их теории алчущей публике. Было бы легко просто-напросто осудить подобные фальшивки как опасные и безответственные выходки и потом забыть о них. Но это означало бы пренебрежение той важной истиной, что между мистификатором и его публикой существует странная связь.
Каждый обман удовлетворяет определенную потребность. На границе реального это подчас потребность в доказательстве, в эффектном подтверждении существующей надежды или укоренившейся веры: Конан Дойль и его спиритуалисты жаждали верить в паранормальные существа, а сказочные фотографии из Коттингли давали искомое доказательство. Порой же речь идет о такой простой вещи, как потребность в чем-то волнующем: ужас предположения Пола Бенневица о том, что инопланетяне охотятся за человеческой плотью с ведома и одобрения тех самых лиц, которые призваны защищать нас, стимулирует гораздо сильнее, нежели размышления о еще одном непостижимом случае с «огнями в небе».
И все же одного этого мало для хорошего розыгрыша. В очерке, посвященном пятидесятилетию так называемого «Филадельфийского эксперимента», уфолог Жак Балле назвал целых тринадцать дополнительных факторов, сделавших историю Карла Аллена столь памятной, начиная с поразительного, но вполне поддающегося проверке центрального факта: допущение, что эсминец «Элдридж» сделали невидимым и затем телепортировали на расстояние. Балле также подчеркнул значение интересных свидетелей (неуловимый «Карлос Альенде» был, без сомнения, одним из самых необычных и убедительных свидетелей) и даже, можно сказать, «авторитетных свидетелей». В конце концов репутация Эусапии Палладино опиралась как на всеобщую осведомленность о том, что ее способности проверяли и признаки истинными известные ученые, так и на опытах, которые она устраивала.
Сказывается и драматическое продолжение: второй комплект сказочных фотографий из Коттингли оживил интерес к первому точно так же, как и приезд Лира и Доти придал некоторую достоверность ничем иным не подкрепленным утверждениям Пола Бенневица. Как и любой намек на официальную засекреченность или предположение, что главный свидетель рискует всем, разоблачая подобное прикрытие. Как указывает Балле, «находясь в бегах, Карлос Альенде вызывал большее доверие в сравнении с тем, которым он пользовался бы, будучи, скажем, хозяином аптеки в Толедо или менеджером торговой сети в Таксоне».
И, наконец, чтобы быть успешными и правдоподобными, розыгрыши не должны казаться выдумкой людей. Те, кто верит, что «письма с Уммо» были подлинными посланиями людей с другой планеты, указывают на содержавшиеся в них пространные технические описания внеземной физики, вроде бы опередившей нашу собственную. Пьющие статуи Ганеши поглощали молоко на глазах сотен верующих. Несколько экспертиз фотографий «Дока» Шилса не дали определенного доказательства фальсификации.
Многие из отвечающих этим критериям мистификаций были разоблачены на протяжении последних лет, но вполне вероятно, что еще очень многие остаются невскрытыми. Вывод может быть только один: читатель, поберегись!