| Главная » Статьи » Притчи и сказки народов мира » Буддийские притчи |
О буддийских притчах
|
О буддийских притчах
По давней традиции книга «Сутры ста притч» (Бай Юй Цзин) входит в свод буддийских сочинений на китайском языке Да Цзан Цзин или в китайскую Трипитаку (В Китае имеется несколько старинных изданий всего свода, наиболее раннее относится к 1239 г.
Мы пользуемся японским изданием Да Цзан Цзин, наиболее полным по составу и надёжным в смысле учёта всех вариантов входящих в свод текстов. Оно носит название — Заново составленная Трипитака годов Тайсё. T.I-LXXXV. Токио, 1924 – 1929. «Сутра ста притч» входит в т. IV «Трипитаки Тайсё», №209, с.534 – 557), в раздел Бэньюань, «Первопричины», от санскритского jаtaka — «джатака»).
Так называются в буддизме рассказы о предыдущих перерождениях Будды и других святых. Отдельные джатаки обычно связываются между собой с помощью причинной связи: состояние, которого достигает человек или иное существо в новом перерождении, обусловлено его благими или злыми делами (кармой) в перерождении предыдущем.
Однако не все произведения раздела Бэньюанъ могут быть названы джатаками. Сюда же входят легенды и притчи, объединяемые под названием «авадана» (avadana), или по-китайски пиюй «уподобления», из которых нас здесь будут интересовать только краткие «уподобления», т.е. собственно притчи (Притчи противопоставляются обширным аваданам-преданиям; примером такой аваданы является текст, опубликованный в книге: Бон-гард-Левин Г. М., Волкова О. Ф. Легенда о Кунале (Kunalavadana из неопубликованной рукописи Asokavadanamala). М., 1963). Как правило, аваданы, в том числе и притчи, отдельными произведениями не являются. Это скорее один из приёмов, употребляемых при рассказывании сутр. Связан этот приём с понятием «средства» (фанбянь, санскр. upaya).
В сутрах, в том числе и в самой популярной из них — «Сутре о лотосе сокровенного закона», (Saddharma-pundarika-sutra), неоднократно говорится об опасности излагать для непосвящённых сокровенный закон учения Будды непосредственно и во всей его глубине. Неподготовленный человек может испугаться, даже отвратиться от истинного пути, в положениях своих несходного с привычными представлениями этого мира. Поэтому лучше действовать исподволь, с помощью особых средств, одним из которых и является рассказывание притч, где сложное и непривычное понятие уподоблено привычным житейским вещам.
Одна из притч «Сутры о лотосе сокровенного закона», чаще кратко называемой «Лотосовой сутрой» (цзюань 2), которую мы вследствие её обширности приведём только в кратком изложении, служит хорошим примером таких рассказов и в то же время иллюстрирует, как с помощью притчи объясняется само понятие «средства». Условно эту притчу (в подлиннике названия не имеющую) обычно называют «Притчей о сыне-бедняке».
У одного богача был блудный сын, живший в бедности и добывавший себе пропитание собственным трудом. Долгие годы отец повсюду его разыскивал, но безуспешно. Однажды сын-бедняк неожиданно столкнулся с отцом, испугался роскоши богатого подворья не узнанного им родителя и пустился наутек. Тогда отец велел догнать его и дал сыну привычную для того самую черную работу.
И только после ряда постепенных повышений, после того как сын по своему положению приблизился к отцу, богач открыл своему отпрыску, кто он такой, и назначил его своим наследником. В заключение этой истории ученики Будды уподобляют самих себя блудным сыновьям, а Будду — отцу, который постепенно, шаг за шагом, с применением приёмов — «средств» приводит своих духовных сыновей на путь истины.
Как и обычно в буддийских сочинениях, приведённая притча есть лишь «средство», употреблённое в более обширном повествовании, и как самостоятельное произведение рассматриваться не может. Отдельным литературным жанром притчи ещё не стали, хотя, конечно, возможность их выделения в таковой не была исключена.
Однако в том же разделе китайской Трипитаки — Бэньюань — есть произведения особого рода, именуемые «сутры притч» (пиюйцзин, avadana-sutra), где явно намечается тенденция к обособлению притч в отдельный разряд литературы. Таких произведений в Трипитаке совсем немного: кроме «Сутры ста притч» имеется ещё пять сутр этого рода. Все они невелики по объёму — не превышают двух цзюаней, т.е., в древнем китайском, исчислении, двух свитков.
Впрочем, стандартная длина свитка в разные периоды менялась. Примером может служить та же «Сутра ста притч», которая в самых старых каталогах обозначена как имеющая десять свитков (цзюаней), а в нынешнем стандартном издании состоит из четырёх свитков. Значит, длина свитка к XI в. (когда были отпечатаны первые стандартные издания) увеличилась в 2 и более раза.
Есть основания думать, что сутры притч, или авадана-сутры, были созданы сравнительно поздно. Если другие сутры анонимны и имена составителей их нам неизвестны, то имена авторов или составителей авадана-сутр дошли до нас в трёх из шести случаев. Это значит, что переводчики знали эти имена и что жизнь их носителей не была отделена от времени перевода слишком большим интервалом.
Характерна ещё одна особенность: при указании имени автора, располагающегося, по китайскому обычаю, сразу после заглавия, в сутрах притч употребляется не глагол «создал», как мы это видим в других буддийских сочинениях, создатели которых известны, например в шастрах; вместо него мы обнаруживаем в авадана-сутрах другой глагол — «собрал», что, несомненно, указывает на компиляторскую деятельность и на то, что переводчики об этом знали. Об этом свидетельствуют и скудные биографические сведения, дошедшие до нас.
Обратим внимание, что «собрал», а не «создал» говорится в колофонах именно про Дао-люэ. Творчество этого автора свидетельствует о том, что перед нами (и можно считать, что во всех случаях, разбираемых здесь) сравнительно поздние компиляции и что некоторые из собраний притч, кроме того, составлены непосредственно в Китае на потребу китайского читателя.
Если подавляющее большинство буддийских канонических сочинений оформилось за пределами этой страны и лишь потом они были переведены, то здесь дело обстоит несколько иначе. Сами притчи — несомненно, плод иноземной традиции, но имеющиеся своды притч были составлены или в самом Китае, или за пределами его, но явно с учетом развития китайской литературы того времени.
Иными словами, если сутры этого рода и ввезены, то составители их явно ориентировались на китайские вкусы того времени и компилировали эти сочинения в расчёте на тогдашнюю китайскую публику. Этому последнему положению есть и фактические подтверждения, но слишком сложные, чтобы подробно рассматривать их на страницах настоящей статьи.
Тот период, когда в Китае появлялись сутры притч, т.е. II – V., был временем широкого распространения в стране сборников коротких рассказов, наиболее известный из которых — «Поиски духов» был составлен в первой половине IV в. Гань Бао.
Рассказы эти излагают небольшие сюжеты фантастического или позже бытового характера и, как правило, не включают морализующего элемента. Их появление и широкое распространение знаменуют собой тот факт, что в повествовательной прозе этого периода впервые в истории китайской литературы проявляется интерес к сюжету, как таковому, независимо от того, можно ли из данного рассказа вывести некие полезные поучения или нет. Ранее сюжетное повествование, басня, притча, исторический эпизод и т.п. не имели самостоятельного значения и использовались как иллюстрация к философским положениям, как наставляющий потомков исторический прецедент, как повод для морального поучения.
Ту же самую тенденцию к выделению сюжета, как имеющего самостоятельное значение литературного явления, мы наблюдаем и в появившихся в это время буддийских сочинениях — книгах притч. Сохранение в них более сильного дидактического оттенка, нежели в светских сборниках коротких рассказов, неудивительно для сборников буддийского толка. Удивительным может показаться другое: столь малый и столь упрощённый наставляющий и морализующий элемент, в них заключённый.
Сравнение с параллельно развивающимися явлениями оригинальной китайской литературы показывает, что в буддийской литературе, прямо или опосредованно восходящей к индийским образцам (в том числе и тогда, когда сводные сутры притч составлены в Китае, но на материале иноземного происхождения), наблюдаются те же процессы.
Поскольку в самом выборе переводов и в особенностях подхода к переводимому материалу всегда сказываются вкусы и тенденции эпохи, поскольку переводы являются фактом той словесности, на язык которой переведено произведение (кому придёт в голову изучать, например, Гомера по русским переводам, но переводы Гнедича и Жуковского составляют несомненную, важную даже часть русской литературы), поскольку для передачи особенностей оригинала приходится изобретать средства в языке перевода — по всем этим причинам мы вправе рассматривать сутры притч как имеющие значение для развития китайской литературы прежде всего, как произведения этой литературы, и никакой иной.
Не меняет дела и тот факт, что притчи китайских авадана-сутр не сохранились в санскритском (или каком-то ином) оригинале. Для изучения этой исходной литературы мы — хотя бы мысленно — должны прибегать к реконструкциям или допущениям, что имеющийся перевод правильно отражает облик исходного литературного произведения. По изложенным причинам мы рассматриваем сутры притч на фоне китайской литературной действительности того времени.
Взаимовлияние собственно китайской и переводной сюжетной прозы можно расценивать двояко: считать, что перевод буддийских притч вызвал к жизни короткие рассказы этого периода, или же наоборот, что притчи, собранные в сборниках, отразили уже сложившиеся в Китае традиции составления сводов коротких рассказов.
Факты истории китайской литературы показывают, что первые сборники коротких рассказов начали появляться в Китае в I в. н.э. Первая же сутра притч была переведена (и, может быть, составлена), как мы уже знаем, в конце II в. Если бы буддийские притчи послужили образцом для китайского короткого рассказа, то в этом последнем непременно наблюдалось бы тяготение к морализации и, может быть, к морализации буддийского толка — и уж во всяком случае, в сборниках рассказов попадались бы вкрапления буддийского материала.
Между тем мы наблюдаем как раз обратное: со временем уменьшается дидактичность притч и они по своему облику становятся ближе к собственно китайскому рассказу. Наибольшая близость обнаруживается в тех случаях, когда можно утверждать, что до своего окончательного оформления книга притч определённое время обращалась на китайской почве (к этому вопросу мы ещё вернемся ниже). Нет также в ранних сборниках рассказов (вплоть до V в.) и сюжетов, которые с уверенностью можно было бы квалифицировать как буддийские.
Наконец, есть сборники буддийских притч, составленные в самом Китае, а значит, с расчетом на вкусы китайских читателей или слушателей. Все это убеждает нас, что именно буддийская литература этого рода при своем появлении в Китае следовала за китайской, а не наоборот. Все сказанное отнюдь не исключает роль буддийских сюжетов и литературных форм для последующего развития китайской литературы: она, эта роль, как достаточно хорошо известно, была весьма значительной и определила многое во всех слоях китайской словесности.
Понравилась статья? Оставьте Ваш комментарий или поделитесь статьей в социальных сетях.
И будет Вам счастье!
|
|
|
|
|
| Просмотров: 994 | Теги: буддийская притча | Рейтинг: 5.0/1 |
Меню
Категории
Интересное
Опрос
Статистика
RSS
Подписаться на новости сайта
Друзья сайта
