«Сутра ста притч» как памятник китайской повествовательной литературы

     По своему составу «Сутра ста притч» отличается от всех остальных сочинений этого разряда своего рода упорядоченностью. В других сутрах притч есть сюжеты слабо оформленные или даже почти не оформленные, рыхлые по своей фактуре вроде приводившейся выше притчи о перерождении и встрече после нового рождения двух братьев-шраманов. Объясняется это тем, что первоначально притчи в буддийских сочинениях самостоятельного значения не имели, а были вкраплениями в более обширное повествование. В «Сутре ста притч» все притчи носят ярко выраженный анекдотический или юмористический характер и каждая из них представляет собой законченный односюжетный рассказ. Строятся они в большинстве своем по одному типу, и в них обычно легко выделяются звенья: завязка, поворот темы и развязка.

Вторым нововведением «Сутры ста притч» было её необычное для сборников коротких рассказов того времени, занявших, как мы уже говорили, видное положение в литературе эпохи Лю-чао, тематическое единство. Другие сборники буддийских притч, а также и собрания китайских коротких рассказов лишены объединяющей темы и составлены скорее по принципу отбора сюжетных повествований вообще. Если же с этой точки зрения взглянуть на «Сутру ста притч», то в ней решительно преобладают — рассказы о глупцах. В сорока одной притче герои их прямо названы глупцами — и их поступки такой характеристике вполне соответствуют. Ещё в шести случаях ведущие персонажи, поименованные «некими людьми» или «кем-то», совершают глупейшие поступки, и от замены этих слов на «глупцы» ничего не изменилось бы в сути рассказа. В остальных рассказах и притчах действуют брахманы, купцы, правители, женщины, воры и разбойники, придворные, лекари, отшельники и их ученики, супружеские пары — вплоть до различных животных (лиса, обезьяна, голуби). И все персонажи совершают глупые поступки, не согласующиеся с тем, что полагается делать в таких случаях, и приводящие к нелепым, смехотворным результатам. Только немногие притчи (мы насчитали таких притч три) стоят несколько особняком.

Единство содержания книги укрепляет нашу уверенность в том, что первоначальным названием сочинения, получившего в Китае название «Сутра ста притч», было «Гирлянда цветов глупости», как это сказано в заключительной её фразе.

Сангхасена и Гунавриддхи не были бы буддийскими проповедниками и «Сутра ста притч» не была бы сутрой, если бы в книге были только рассказы о нелепостях и глупости, без буддийской дидактики.

В биографии Гунавриддхи в «Собрании сведений» говорится о нём как о весьма популярном буддийском проповеднике. В «Каталоге годов Кай-юань» добавлена фраза, свидетельствующая, что его проповеди приносили его обители не только моральное удовлетворение, но и реальный доход. «Любил он копить ценности, — говорится там, — но не для себя, а для утверждения служения Закону Будды». Деятельность его, таким образом, направлена была на распространение буддизма и укрепление позиций этого учения.

«Сутра ста притч» предстает перед нами в обычном для сутр оформлении. Если мы возьмем любую сутру, не являющуюся апокрифической, а также значительную часть апокрифических сутр, то увидим, что начало каждой из них стандартно. Схема вводных частей такова: «Вот что я слышал (или в другом переводе: именно так я слышал). Однажды Будда находился в таком-то месте вместе с такими-то (следует перечисление людей, небожителей, демонов и других персонажей, собравшихся перед Буддой)». Такое начало является законом построения каждого произведения, якобы сказанного (или действительно сказанного) Буддой и потом записанного согласно традиции со слов того или иного ученика, запомнившего рассказ Будды. Введение этого рода носит название «шесть точных сведений», каковые заключаются в следующем.

1. Указание на то, что это подлинные слова Будды (слова: «вот что я слышал» или «именно так я слышал»).
2. Сообщение о том, кто это слышал и с чьих слов записана впоследствии сутра (слово «я», по традиции в связи с сутрами соотносимое, как правило, с любимым учеником Будды — Анандой, который везде следовал за учителем, обладал отличной памятью. Предание считает, что он слово в слово повторил проповеди Будды, другие записали вслед за ним. И так были составлены сутры).
3. Упоминание о времени рассказа Будды («однажды»).
4. Указание на рассказчика («Будда»).
5. Описание места, где рассказывалась сутра («находился в...» — и далее следует название города, чаще всего Вайшали или Раджагриха, и сада, дворца и т.п. в городе или возле него).
6. Перечисление слушателей (более или менее обширный список тех, кто пришёл на собор).

После «шести точных сведений» следует вопрос или серия вопросов, обращённых кем-нибудь из слушателей к Будде, и ответ или серия ответов Будды. Завершаются вопросы и ответы переходом к тексту собственно сутры, предваряемой словами Будды: «Если вы желаете глубже постигнуть смысл мною сказанного, то послушайте сутру под таким-то названием». Тем самым вступление как бы удостоверяет, что мы имеем дело с подлинным рассказом Будды.

Про «Сутру ста притч» известно — как из биографии Гунавриддхи, так и из заключительной фразы самой сутры («…созданная высокочтимым Сангхасеной»), — что традиция вовсе не приписывает составление произведения Будде и совсем не утверждает, будто Будда Шакьямуни когда-нибудь или где-нибудь рассказывал её в сводном виде. И всё-таки мы обнаруживаем в этом собрании притч вступление, полностью аналогичное тем, которые бытуют в канонических сутрах:

«Вот что я слышал. Однажды Будда находился в городе Жилище Правителя, в бамбуковой роще Цяофэн, вместе с великими бхикшу, бодхисаттвами-махасаттвами и с восемью видами небожителей и драконов, — всего было тридцать шесть тысяч человек».

Потом следует серия вопросов пятисот брахмачаринов — последователей «внешних учений». Ответив весьма кратко на эти вопросы и подведя слушателей своими ответами к понятию нирваны, Будда делает их своими последователями. Потом Будда заявляет:

— Слушайте внимательно. Сейчас я вам подробно изложу все притчи.

Примечательно, что вступление к «Сутре ста притч» находится в полном противоречии с тем, что мы знаем о действительной истории этой книги. Почему это случилось? Мы полагаем, что первоначально в сборнике Сангхасены такого вступления не было. Он, как видно из заключительных стихов и завершающей фразы, своей роли автора-составителя и не скрывал. Нелишне будет также обратить внимание на отсутствие подобных вступлений в остальных сборниках притч, имеющих, как мы знаем, иную творческую историю. Однако в процессе рассказывания сутры Гунавриддхи, как можно думать, должен был свидетельствовать перед слушателями истинность высказываемых им сентенций — хотя бы утверждением, что всё рассказываемое берёт начало в подлинной проповеди Будды. Но при внимательном прочтении вопросов и ответов можно обнаружить во вступлении, в заключительных репликах Будды сходство с одним очень известным отрывком из знаменитого даосского сочинения Чжуан-Цзы. Брахмачарины возражают Будде, что раз он ещё не в нирване, то он и не может утверждать что-либо о нирване. Будда напоминает им, что они тоже ещё не испытали смерти, но знают, что смерть — это страдание. Этот ответ оказывается решающим в обращении брахмачаринов на путь истинный. Для сравнения приведём соответствующее место из Чжуан-Цзы (конец главы семнадцатой).

Однажды Чжуан Цзы вместе с Хуэй Цзы прогуливался по мосту над рекой Хао. Чжуан цзы сказал:

— Рыбы выплыли, чтобы порезвиться на свободе, и этому рыбы радуются.

Хуэй цзы возразил:

— Но ведь вы — не рыба. Откуда же вы знаете, чему рады рыбы?

На это Чжуан цзы ответил:

— Но ведь вы — не я. Откуда же вы знаете, что я не знаю, чему рады рыбы?

Такое совпадение приёма вряд ли случайно, особенно если вспомнить, что Гунавриддхи, согласно данным его биографии, занимался в молодости даосской практикой и, следовательно, должен был знать Чжуан-Цзы — одно из основных произведений даосского толка. Можно также показать, что и последовательность вопросов, которые брахмачарины в «Сутре ста притч» задают Будде, и сама их тематика, и ответы Будды — всё это ближе к китайской традиции, чем к проповедям Будды, как они излагаются в сутрах махаянской школы.

В истории буддийской литературы в Китае мы знаем целую серию произведений, которые составлены внутри страны, переводами не являются и рассчитаны на вкусы и требования китайского слушателя или читателя. Цель таких сочинений — сообщить, как относится буддизм к тем понятиям, которые в буддийском каноне не рассматриваются, но в жизни Китая чрезвычайно важны. Одним из таких понятий является сыновняя почтительность. Несмотря на местное происхождение, подобные произведения оформлены как сутры и сказанное в них приписывается Будде. По-китайски они именуются «поддельными» или «сомнительными» сутрами, в европейской же науке их обычно называют «апокрифами» или «апокрифическими сутрами». В неоднократно цитированном «Каталоге годов Кай-юань» имеется специальный раздел, посвящённый «поддельным сутрам». Значит, в VIII в. факт апокрифичности ряда сутр был ясно осознан, и неудивительно, ибо большинство из апокрифов танского времени, появлявшихся в этот период в массовом количестве, преподносят смесь вульгаризированного буддизма и традиционных китайских представлений. До периода Тан дело обстоит сложнее. В ранних дотанских каталогах нет специального раздела «поддельных сутр». Это не значит, что апокрифов в то время ещё не было. Однако, во-первых, само понятие апокрифа ещё не осознано и выделения апокрифов как особого течения китайской литературы в буддизме ещё не произошло; во-вторых, само выделение для исследователя связано с большими трудностями, так как апокрифичность произведений, которые можно отнести к этому разряду, не столь очевидна, как в танский период. Поэтому каждый раз, когда есть подозрение на апокрифичность, произведение приходится тщательно анализировать. Признаки, которые удалось выявить при рассмотрении особенностей «Сутры ста притч», позволяют уверенно отнести её к числу апокрифов, оформившихся весьма рано.