Почему некоторым учёба даётся легче?

     Способность к обучению зависит от того, как мы относимся к собственным ошибкам. Нейрофизиологи выяснили, какие электрофизиологические особенности мозга сопровождают различные реакции человека на совершённый промах.

   Каждый из нас мог убедиться в справедливости выражения «учиться на своих ошибках». Конечно, мистические озарения и вдохновенные состояния ума тоже случаются, но всё-таки в основном мы учимся, постоянно ошибаясь и анализируя собственный неудачный опыт. С другой стороны, ошибаемся-то мы все, только одни из нас учатся лучше, а другие — хуже. Как выходит, что из одних и тех же ошибок разные люди делают разные выводы? Психологи из Мичиганского университета (США) попробовали выяснить, в чём тут дело.

   Учёные исходили из известных фактов, касающихся нейрофизиологии коры мозга. На совершённую ошибку наш мозг отзывается двумя способами. Первый отклик происходит в передней части поясной извилины, или поясной коры (anterior cingulate cortex), — в зоне, которая управляет вниманием, следит за поведением и чувством удовлетворения от награды. На любую неудачу в течение 50 миллисекунд оттуда на ЭЭГ приходит характерный сигнал. Второй сигнал, у которого нет чёткой локализации, наоборот, «позитивен»: он служит знаком того, что ошибка «принята к сведению». Это сигнал увеличения опыта, приходящий с большим запозданием, в пределах 100–500 мс. Предварительные исследования установили, что обучение тем эффективнее, чем сильнее выражен негативный сигнал и чем более устойчив сигнал позитивный: с одной стороны, человек испытывает большое неудобство от своей ошибки, а с другой — тщательно эту ошибку осмысляет.

   В ходе эксперимента его участники должны были выполнять довольно утомительное и скучное задание. Им показывали последовательность из пяти букв, в которых центральная могла отличаться от соседей (к примеру, MMMMM или NNMNN). И человеку нужно было отмечать эту разницу. Естественно, сам испытуемый нередко ошибался — и тем чаще, чем дольше он этим занимался. Всё это время активность его мозга считывалась электроэнцефалографом.

   Эксперимент выявил два типа испытуемых. Первый характеризуется жёстким, фиксированным складом ума: такие люди, совершив ошибку, скорее признают, что им просто не дано таланта, чем попытаются учесть промах и снова сесть за задачу. Второй тип, напротив, характеризуется подвижным («растущим») мыслеустройством: люди этого склада воспринимают ошибку как повод расширить свой кругозор. Они верят, что справиться можно со всем: было бы время, силы и желание.

   Это сугубо психологическое деление нашло отражение в результатах описанного опыта. Добровольцы, принадлежащие ко второму типу, лучше справлялись с заданием: после каждой ошибки у них обострялось внимание, и они с особой аккуратностью следили за буквами. При этом их положительный сигнал оказывался более выраженным: они уделяли максимум внимания и сил осмыслению сделанного промаха. У тех, чей склад ума обладал большей подвижностью, пик активности положительного сигнала после ошибки в 15 раз превышал обычный — против всего лишь пятикратного возрастания у испытуемых первого типа. Более того, прирост этого сигнала чётко коррелировал с аккуратностью при последующем тестировании. Чем сильней мозг думал о том, где он ошибся, тем легче ему было избежать ошибок в будущем.

   В действительности эти две модели личности носят не врождённый, а благоприобретённый характер. Классические эксперименты психолога из Стэнфорда Кэрол Двек показали: если ребёнка хвалить за его сообразительность или вообще за одарённость, его мыслительные схемы вскоре застынут, и индивид всю жизнь будет браться только за те задачи, которые может решить. И впрямь, так легче всего получить похвалу, если раз за разом выполнять один и тот же удачный трюк. И наоборот: если ребёнка поощрять за попытки, пусть и неудачные, у него сложится более подвижный, смелый и решительный ум. Такой человек сможет учиться всю жизнь, и учиться ему будет интересно.

   Но всё это до поры до времени было исключительно областью психологии, пока нейрофизиологи не обратили на эту теорию внимание и не обнаружили связь между ней и электрофизиологической деятельностью мозга.